Алесь Эротич:

Заметки о современном изобразительном искусстве Германии и не только.

Мужчина  присел. «По-маленькому», ан нет, и «по-большому» тоже. Фигура эта вырезана из дерева.

Вырезана грубо, на уровне неандертальского художника, но узнаваемо. Тело раскрашено розовой краской, волосы — чёрной. То, что «по-большому», раскрашено коричневой. Сделано искренно, предельно искренно.

Выставка в галерее «End Art» — «Конец искусства». Галерея эта находится на Ораниенштрассе, у меня в Кройцберге, в Берлине. Фигура стоит уже много месяцев в витрине галереи. Сотни людей проходят ежедневно мимо, 99 % её не замечают. Она им просто не интересна, как не интересно всё современное искусство…

Но так было не всегда.

Появись такая фигура в 60-е годы, здесь, в Кройцберге, она вызвала бы небывалый резонанс. Ещё больший резонанс она вызвала бы в те же годы в Москве, во времена борьбы с «безродными космополитами». Тогда гнев у власть имущих вызывали простые картины с цветными треугольниками и квадратами. За них художников- авангардистов называли «пидарасами» и прятали в психушки.

А сегодня в Москве есть скульпторы и почище, есть и любители копрофильного искусства. Но там их, как и в Берлине, уже не замечают.

К галерее «End Art» мы ещё вернёмся.

А теперь другая выставка.

Называется она «Art forum» и проходит ежегодно в Берлине в громадных залах центрального выставочного комплекса.

Вот холст размером пять на пять метров, изображающий половые акты гомосексуалистов. Вот портреты, созданные по принципу «точка, точка, запятая — вышла мордочка кривая». Изображение человеческих фигур, обобщённые до знака- символа, знака-сигнала, визуального кода… Вот выставились сварщики, гордо называющие себя скульпторами. Кругом картины, скульптуры и инсталляции, изображающие хаос и разрушение.

Авторы смакуют физическую и моральную антисанитарию, тогда как дезинфицировать стоило бы их собственные головы… Всего этого так много, что даже те немногочисленные «нормальные» пейзажи и портреты воспринимаются с недоверием, а нет ли и здесь подвоха?

И ещё одна выставка.

Всадник с рассеченной надвое головой, держащий в вытянутой руке собственные мозги.

Ниже подпись: «Korperwelten. Die faszination des Echten» (Мир тела. Очарование подлинностью). Этот яркий, красочный плакат много месяцев «украшал» стены и афишные тумбы Берлина. Речь идёт о выставке, которая пользовалась популярностью в городе, была рекордной по количеству посетителей, учителя приводили на неё целые классы школьников…

Теперь эта выставка гуляет по миру… Лондон… Вена… Токио…

Но я на эту выставку не ходил.

Дело в том, что и всадник и его конь, беременная женщина с плодом внутри, и остальные 200 экспонатов этого жуткого паноптикума — это трупы, части тел или человеческие органы.

Одним словом — бывшие люди.

Это вызывало шок. А за шокированием зрителя скрывался вивисекторский эксперимент над ним.

Автор произведений — профессор хайдельбергского института пластинации (раздел анатомии) Гюнтер фон Хагенс. Шоумен с внешностью брачного афериста. Удивительно похож на Йозефа Бойса, тоже везде и всегда в шляпе.

Вот метод его творчества.

Сначала Хагенс проектирует будущую композицию на компьютере. Затем отсылает проект в Китай, где в специальном центре 200 специалистов обрабатывают тела разнообразными препаратами, консервирующими ткани. Если есть необходимость, тела расчленяют, снимая по миллиметру пласт за пластом, придают им нужную форму.

По словам автора, выставка с самого начала была рассчитана на скандал и конфликт. И того и другого хватило с лихвой. Например, забили тревогу церковники: «Эта выставка — издевка над здравым смыслом! Этот человек играет с мёртвыми людьми, как с куклами Барби. Кто были эти люди? Как они жили и как умерли? Что скрывается за голой сенсацией?» .

Один из журналов ответил на некоторые из этих вопросов. Выяснилось, что на коже некоторых «экспонатов» остались татуировки типичные для российского криминального мира. Оказывается у доктора Хагенса была договорённость с новосибирским университетом, и он без проблем получал тела умерших, у которых не было родственников. Проще говоря, в России без больших трудностей можно приобрести тело, которое «завещано для медицинских исследований». Ба — а — а! Опять мы «впереди планеты всей»…

Я не случайно упомянул доктора Хагенса. Этот человек сегодня является культовой фигурой в искусстве Германии, о нём много пишут, например такие авторитетные журналы, как «Der Spiegel». Фактически он модернист номер один, да и не только в Германии.

Как и любой истинный авангардист, Хагенс придерживается принципов самовыражения и создания новой реальности; при этом реальность эта не соотносится с объективной действительностью, а имеет абсолютно самоценное значение. Он лезет из кожи вон, стремясь утвердить физическую убедительность созданного с холодной расчётливостью своего ирреального мира. Человек этот сознательно пошёл на замену общепринятого эталона красоты его гипертрофированным эрзацем.

Не это ли имел в виду С. Дали, как «метод сознательной ирреальности, где паранойя представляет систематическое действие, которое добивается скандального вторжения в мир человека»?

Теперь одно маленькое отступление.

В отличие от немецких художников, мои русскоговорящие коллеги, делят «мэтров» модернизма на две категории : мастеров, имеющих хорошую школу, и авантюристов, добившихся признания всеми правдами и неправдами. К первым, например, относят С. Дали, О. Дикса, Р. Магрита, ко вторым — А. Матисса, П. Клее, Й. Бойса и т.д.

Гюнтера фон Хагенса все относят ко вторым, более того, некоторые вообще не считают его художником, а творчество — искусством.

Мне придётся их огорчить.

Хагенс — достойный представитель модернизма. Специалисты относят его к направлению называемому в модернизме «Kunstwollen» (воля художника), навязывающая зрителю суррогат, вместо сделанного традиционным методом, произведения. Так же и к «mort art», направлению, придуманному теми, в чьём сознании обитают «чудовища, рождённые сном разума».

В рамках этого направления в Берлине недавно сбросили с вертолёта корову, в Москве на вернисаже зарезали свинью, а в Токио, человек, выбросившийся из окна высотного здания, причислил себя к его адептам. Но самое главное, художником себя считает сам Хагенс, а свои «творения» — скульптурами. А это, по мнению теоретиков модернизма, и есть основополагающее.

Вот выдержка из каталога выставки Гюнтера фон Хагенса :

«Моя цель — пропаганда оригинального метода, воспитание трезвой и здоровой сознательности. Художники и пластинаторы используют один и тот же язык, одни и те же методы. Поэтому анатомия является искусством. Я очарован красотой человеческого тела. Наше время созрело для того, чтобы опять сделать красоту тела центром творчества, как во времена Ренессанса…»

«Доктор Смерть», как называют Хагенса в Германии, умело маскирует свою позицию наукообразной фразеологией о стремлении сочетать мир современного человека с основами мироздания.

Понимает ли доктор Хагенс, что его искусство, создаваемое при помощи разделочных машин, сродни тому, чем занимались в третьем рейхе врачи-садисты Й. Менгеле, А. Хирт, З. Рашер, Б. Бергер? Разница лишь в том, что они это делали с живыми людьми, а Хагенс, с трупами. Но результаты уж больно схожи… Сегодня целая плеяда художников Германии в своих произведениях режет, деформирует, расчленяет человеческие тела…

Появившись со своим «творчеством» в конце ХХ века, Хагенс как бы подвёл итоги развития всего современного искусства. Всё, что пришло или придёт после него, это будет повтор, самоповтор, Компиляция… назовите это как угодно, всё это уже пройденный этап. Появление такой фигуры, несомненно, есть последний, и при том лицемерный выверт модернизма. Его тупик. Агония… В ХХ1 век модернизм уже не вошёл.

* * *

А как это всё начиналось?

Сто пятьдесят лет назад, во Франции, человек по имени Дагер, изобретя фотоаппарат, произнёс сакраментальную фразу: «Сегодня умерла живопись!»

Считается, что модернизм возник во Франции в 70-х годах Х1Х века, и первым его проявлением был символизм в литературе и импрессионизм в живописи. Сразу оговорюсь, что термином «модернизм» я пользуюсь, чтобы избежать путаницы в многочисленных определениях современного искусства, таких как «авангард», «трансавангард», «постмодернизм» и т.д.

Сто лет назад в европейском искусстве сформировалось направление, взявшее курс на отрицание художественной традиции и отказе от человека, как высшей ценности в искусстве. Декадентские его тенденции тогда ещё не были выделены в «чистом виде».

Они проявились отчётливо в более поздних его направлениях, таких как «фовизм», «кубизм», «экспрессионизм». Вместо поклонения красоте человеческого тела, над ним стали издеваться, и в авангарде этого глумления шёл ни кто иной, как П. Пикассо. Но и тогда ещё они надевали маску обновления и модернизации. Выдавались за прогресс художественные формы.

В течении всего ХХ века разрушительные действия этих тенденций становятся всё более отчётливыми, пока не приводят к полному распаду искусства. К примеру, творчество таких художников, как О. Дикс, Г. Гросс, П. Пикассо и др., вначале носило прогрессивный характер, в прицеле их ненависти был милитаризм. Но очень скоро боль за человека переросла в вопль отчаяния и крик ужаса.

Действие регрессивных сил не остановило прогресс сразу. Лишь постепенно линии прогресса и регресса совершенно обособились друг от друга. И началом этого обособления следует считать разрушение реального образа в живописи, отказ от тональной организации звуков в музыке, разрушение образности, грамматики и стилистики в литературе.

На протяжении всего ХХ века модернизм знал периоды упадка и расцвета. Пышным цветом он распустился до и после мировых войн и революций. Сказывался закон

поляризации — при больших страхах в обществе возникают подъемы в искусстве. То, что модернизм, по сути своей, реакционное направление, многие понимали уже в начале ХХ века.

«Мы присутствуем при кризисе искусства вообще, при глубочайших потрясениях в тысячелетних его основах» — писал Николай Бердяев в 1918 г.

Ещё раньше, в 1909 г. в подобном духе высказался А. Блок : «Современная жизнь есть кощунство перед искусством, современное же искусство есть кощунство перед жизнью».

К слову, в России, до 1917 года, люди искали в искусстве несчастья, как дефицитное сырьё. Зато сегодня там повсеместно наблюдается расцвет реализма. В той самой России, родине Малевича и Кандинского.

В этой работе я не ставлю своей задачей показать весь путь модернизма, описать его бесчисленные направления и модификации.

С модернизмом боролись мощные тоталитарные режимы … и ничего не могли с ним поделать. Он умер сам, разрушив себя изнутри тогда, когда потерял эффект запретного плода.

Как это произошло?

Я считаю, что путь модернизма изначально был ошибочным путём.

Ошибкой был отказ от гуманистической традиции.

Ошибкой была идея саморефлексии в искусстве.

Ошибкой была эстетизация безобразного.

Ошибкой был разрыв с прошлым.

Ошибкой был путь тотального отрицания и нигилизма.

Ошибкой было утверждение примата дисгармонии над гармонией.

Ошибкой было отступление от законов внутренней логики искусства.

Ошибкой были цели, несовместимые с эстетической функцией искусства.

Ошибкой было дать дорогу искусству «аутсайдеров».

Модернизм не был началом новой реальности, как казалось тогда. Он был лишь концом старой, эпилогом классической традиции. По-моему убеждению, он не был эволюцией, как в своё время Ренессанс, который нёс в себе априорное понятие формы, унаследованное от Аристотеля. Я допускаю, что модернизм смог бы стать эволюцией, аналогичной Ренессансу, если бы его не отдали на откуп «нуворишам», непрофессионалам, психбольным и шарлатанам. То, что европейская культура, в своё время взяла курс на модернизм, на мой взгляд, свидетельствует о её относительной молодости, несформированности. Она находится в процессе поиска.

Возможно, возникновение модернизма было вызвано стремлением найти хоть какой-то, пускай иллюзорный, выход из того психологически-идеологического тупика, в который зашло европейское искусство Х1Х века.

К примеру, мощная, складывающаяся тысячелетиями культура стран Востока, оказалась неподвластной влиянию моды, не смогла принять и адаптировать у себя идеи, созданные на базе Европы. Лаконичная эстетика и композиционное изящество индийских скульптур и барельефов, китайских орнаментов и иероглифов, японской графики и скульптуры малых форм, не свёртываются просто так на оси времени, уходящей в небытие…

И когда я вижу, как дрыгается на сцене, затянутый в кожу патлатый вьетнамец, с электрогитарой в руке, гнусавя «Sugar babi love…», или как индус в грязных джинсах старательно выводит абстрактную мазню, то понимаю, что всё это третьестепенное эпигонство и профанация вызваны страстным желанием идти в ногу с мировым культурным процессом. И только.

И идут.

Уже не одно десятилетие.

Вот только ни одного мало-мальски значимого имени в обойму модернизма страны Востока не дали.

Я считаю, что кризис был заложен в самом принципе подхода к искусству как к модернизации, где аксиомой выступает принцип непрерывного его обновления.

Ортега-и-Гассет, один из вождей, так определял психологию модернизма:

«Негативное настроение издевающейся агрессивности, превращённое в фактор эстетического удовольствия… состоящее из протеста против старого».

Ему вторит основатель дадаизма Тристан Тцара:

«Современный художник не обязан делать ничего из того, что именуется высоким словом «искусство». От Бетховена я блюю. Художник — это тот, кто таковым себя считает. Что бы стать художником, достаточно показать публике собственную задницу.»

Один из основателей абстракционизма Василий Кандинский :

«Красота образует силу, ведущую не к духу, а от духа. Должен доминировать примат дисгармонии над гармонией, беспорядка над порядком, внутренние соединения торжествуют над внешним расхождением, связь устанавливается через разложение и разрыв…»

Немецкий художник Курт Швиттерс :

«Я предпочитаю нонсенс, и это моё сугубо личное дело».

Идеолог «новых левых» Герберт Маркузе призывал авангардистов разрушать «высшую культуру низшими и деструктивными формами», изменить саму историческую миссию искусства.

Кто только не предлагал «сжечь Лувр» или «сбросить классиков с корабля современности». Число разрушителей и оплёвывателей классического искусства было столь велико, и часто они были так авторитетны, что в конце концов они добились своего и мы сегодня имеем то, что есть. Общество отвернулось от искусства вообще.

Как бы не были необычны всевозможные акции художников и их идеи — они не вызывают никакой революции, брожения в умах, смены вех в искусстве, они уже не держат возбуждении прессу и публику. Общество их попросту не замечает. Сегодня авангард ассоциируется с непристойностью, разрушением, надругательством. Искусство стало социально детерминированным.

«Всё, что я нахаркаю — искусство, ибо я — художник» — сказал Курт Швиттерс несколько десятилетий назад.

Сегодняшнему поколению творцов предстоит разгребать завалы и плавать в море нахарканого. И делают они это так, как умеют. Самое глубокое заблуждение —  описывать это прискорбное событие, как столкновение стилей и поколений.

Рассматривать некоторые идеи современного искусства на уровне идеи — значит унизить её. Об этом говорит и тот факт, что последние течения авангарда на Западе объявляют деятельность предшествующих поколений пустым эстетством, а всю эпоху модернизма — законченной.

Нет, безусловно и сегодня на Западе художественная мысль сложна и многообразна. Выходит огромное количество книг и специальных журналов по искусству, где сонмы критиков и искусствоведов изощряются в способности расстроить умственную ориентацию читателя.

Вот, к примеру, выдержка из статьи в каталоге одного немецкого художника : «Эстетизацию штампа, соединение предельной ясности и бреда, автор имел всегда, теперь же, на более раскрепощённом уровне… Его фетиш не надо воспринимать однозначно, чтобы не порвать те невидимые нити, на которых держится сложный внутренний мир художника… поэтому не стоит надеяться на полное и окончательное его понимание…» Это написано искусствоведом, впрочем, могло бы принадлежать и перу психиатра. Так и хочется спросить фразой из одного советского фильма: «Что за фуфло ты здесь несёшь, дядя?»

То, что модернизм давно умер, понимают все. И те кто справа, и те кто слева. Но армии галеристов, искусствоведов, торговцев, просто тусовщиков — он нужен. Хотя бы для того, чтобы иметь смысл бытия, или просто зарабатывать деньги. И они дружно, закатав рукава, реанимируют, бальзамируют, подкрашивают, припудривают этот труп. И будут делать это столько, сколько сочтут нужным. Деньги, деньги, и ещё раз деньги — это единственное, что ещё держит сегодня модернизм на плаву. К слову, модернисты начала ХХ века были бессребрениками, некоторые из них умерли в глубокой нищете.

Коммерция и эстетическая себестоимость картины, это вещи разные. Вопрос ценообразования, это особый вопрос. К нему мы ещё вернёмся.

Сегодня нет не только великой идеи, объединяющей людей искусства, нет и надежды на её возникновение. Нет крупных художников за исключением ветеранов, нет крупных теоретиков искусства.

Немецкие художники не знают фамилий современных французских художников и наоборот. А в 20-е годы ХХ века начинающая художница Надя Ходасевич, живя в глухой белорусской деревне, знала о существовании в Париже художника Фернана Леже. В итоге, она приехала в Париж и стала его женой. В те же годы, многие в Германии знали о существовании в провинциальном Витебске школы Казимира Малевича.

Тяга к новаторству заложена в природе у многих творцов, но если «дом строить не на твёрдом основании», то главным в творчестве становятся внутренняя поза художника, зашкаливающий за границу здравого смысла катализатор его воображения, его рефлексия и избыток внимания к себе. В известную формулу : «Первую половину жизни художник работает на имя, вторую половину — имя работает на него», модернизм привнёс поправку — «работает на имя любой ценой».

Самые реакционные идеи выступают теперь под видом радикального обновления духовного горизонта современности. В искусстве философия больше, чем искусство, т.к. она выражает господство силы и факта над ясной мыслью, демонстрирует сознание, лишённое собственной мысли

Как и раньше, среди творцов много эстетствующих хулиганов, идеологических провокаторов, популистов всех мастей и просто психически неуравновешенных людей. Причём процент последних особенно высок среди художников.Эти люди всегда прикрывались правилом: «А кто и как укажет границу между здоровьем и болезнью?».

Известно, что ведущие мастера искусства всех эпох в массе своей были психически здоровыми людьми. Именно модернизм резко изменил это соотношение. Немало литераторов, таких как Ш. Бодлер, Ф. Ницше, А. Бретон и т. д. сделали своё больное подсознание предметом творчества. Но ещё больше художников — С. Дали, М. Эрнст,

И. Танги, К. Швиттерс, Й. Бойс и д.р., исследовали свои галлюционно-шизофренические видения. Модернизм везде и во все времена собирал под свои знамёна людей со сложной психологической ориентацией. Уже у истоков этого движения стояли пациенты психлечебниц В. Ван Гог, Э. Мунк, Д. Энсор и д.р.

Современное искусство всегда привлекало врачей-психиатров.

Главврач любой психлечебницы имеет коллекцию живописи своих пациентов. Самая знаменитая коллекция была собрана врачом клиники в Гейдельберге (родных пенатах доктора Хагенса) Гансон Принцборном. Вышедшая в 1922 году его книга «Живопись душевнобольных» имела большой успех у немецких экспрессионистов.

В сегодняшнем модернизме это направление называется «Аrt Brut» — сырое искусство, или искусство аутсайдеров, душевнобольных.

* *  *

В 20-х годах ХХ ст. В Германии один художник, создававший свои композиции из клякс, точек и запятых, однажды воскликнул: «Гений — это ошибка системы!

Сегодня, в немецком обществе, он и вправду признан гением.

Выходит, ошибкой стала сама система?

Искусство — это жизнь идей, раскрываемых условным языком художественного творчества. Вопрос в том, что или кто стоит за этими идеями. Почему «сумасшедшая мечта» отдельных безумцев, стала общей тенденцией развития современного искусства

Почему индивидуально-анархический бунт и нигилистическое отрицание общественной морали, пропитанные гнетущим пессимизмом и хаосом, пропагандой распада и цинизма, наполняющие произведения художников, выставляются на всеобщее обозрение?

Модернисты нередко работают на самых опасных и тёмных поворотах человеческого сознания, они растормаживают мало изученные стихии. Но даже и в случае с относительно здоровой психикой, весь негатив модернизма распространяется и на самого творца. Рано или поздно, всю силу отрицания он направляет на свой собственный внутренний мир, напрямую выходит на разрушение своего «Я». За всё нужно платить.

Но мой вопрос не в том, высок ли процент психически больных людей среди модернистов. Как такое явление, как выставка доктора Хагенса стала возможным в обществе, в котором мы живём?

В мою бытность модернистом в той стране, откуда я приехал, существовало такое понятие как «выставком». Комиссия по отсеву «зловредных» элементов, пытающихся пронести своё творчество на общественное обозрение. Туда не допускались картины даже с намёком на «формализм», не говоря уже о чёрных и белых квадратах.

Нечто подобное бытовало и здесь, в Германии, во времена третьего рейха. Только тогда за принадлежность к «дегенеративному» искусству, можно было и в «КZ» загреметь.

Почему же сегодня общество подняло на щит своих эстетических прерогатив и ценностей творчество тех, кто веками находился на его задворках или в подполье?

Людей, раздираемых всевозможными комплексами, маргиналов, неудачников, подверженных обсессии и фрустрации. И не просто подняло, а платит за них умопомрачительные цены. К примеру картина американского художника Джексона Поллока, созданная в 50-х годах ХХ века методом простого набрызгивания на холст краски, как это делают шимпанзе, стоит сегодня более 100 миллионов долларов. Много дороже, чем картины таких мастеров прошлого, как Веласкес, Тициан, Рубенс, Боттичелли.

И в этой «раскрутке» участвует целая армия искусствоведов, критиков, коллекционеров, галеристов, книгоиздателей и т. д. По тем же законам «раскручиваются» сегодня и такие псевдокультурные проекты как «Гарри Потер», приносящие огромные барыши целой армии дельцов.

* * *

Как известно, нравственное здоровье общества определяется его духовным состоянием. Что такое современное европейское общество?

Сегодня мэрами некоторых европейских столиц и крупных городов являются гомосексуалисты. Хотя ещё сто лет назад, гомосексуализм в Европе считался психическим заболеванием, этих людей помещали в специальные заведения, они были изгоями общества.

Уже многие десятилетия, молодёжь всего мира подвергается влиянию современной музыки, немалая часть которой представляет собой музыку эстетически преображённого террора, подобно опытному психиатру снова и снова приводящему свою жертву в ужас. В 60 — 70-х годах многие представители этой музыки пропагандировали наркотики и свободный секс, в 80 — 90-х — воспевали ад и сатану, и всё это вместе — сегодня.

Ещё на заре своей популярности, в 1962 году в Гамбурге, Джон Леннон воскликнул после посещения спиритического сеанса: «Я знаю, что «Битлз» будут иметь такой успех, которого не имела ни одна группа. Ради этого успеха я продал душу дьяволу».

«Кто виноват и в чём секрет?» — как поётся в одной песне.

Халоуин… кто и что стоит за его пропагандой? Детей чуть ли не силой заставляют одевать костюмы ведьм и чудовищ, покупают им игрушки в виде страшных масок и окровавленных мечей…

А детские компьютерные игры, популяризация изотерических практик в школе.

А сайт самоубийц, где знакомятся те, кто хочет уйти из жизни пооригинальней, например, просят, чтобы их съели. И съедают…

Так не является ли многое из того, что происходит в современной культуре и искусстве, результатом союза с дьяволом?

Здорово ли вообще наше общество?

* * *

Сегодня я смотрю на современное искусство чистыми, «промытыми» глазами. Смотрю отсюда, из Берлина, с этой стороны «бугра». Почти 30 лет я был с ними.

С теми, кто остался «там». Двадцать лет я верой и правдой служил идеалу модернизма. Тогда модернизм воспринимался у нас в контексте общего стремления избавиться от эстетических догм. Наши кумиры были для нас полубогами…

«Мы были на переднем фронте борьбы, мы верили, что несём обществу новые эстетические ценности». (М. Эрнст).

«Мы ведём сражение на грани грядущего и беспредельного, так будьте снисходительны к нашим слабостям и ошибкам». (Г. Аполлинер).

«Художник — это формула величайшего разума». (П. Гоген).

«Мы воспеваем наглый напор, строевой шаг, опасный прыжок, оплеуху и мордобой… Без наглости нет шедевров. Да здравствуют высокие идеалы уничтожения всего и вся! Направьте воду из каналов в музейные склепы!» (Из манифеста итальянских футуристов ХХ-х годов).

«Мы, ультраисты, преисполненные разрушительного пыла, хотим всё преобразовать, очистить и строить заново в светлом, как заря порыве. Мы — авангард будущего!» (Из испанского ультраманифеста 20-х годов.)

Я принадлежу к поколению семидесятников. Мы уже не застали оттепели, мы застали только задвинутые шлюзы. Мы жили музыкой «Rolling Stonеs», Че Геварой, Сальвадором Дали, Фрейдом… Мы мечтали о коммуне художников. Парижский «Улей» времён Модильяни и Пикассо был нашим идеалом… нереальным идеалом…

Двадцать лет «квартирных» выставок, ночных дискуссий, споров до хрипоты с «ортодоксами». Любой представитель классической школы живописи был для нас автоматически представителем «архаического маразма».

И вот пришла перестройка, а с ней и возможность выезда «за бугор». Объездили с выставками пол — Европы. «Улей» стал реальностью, только находился он в Берлине и назывался «Tacheles».

И тут наступило отрезвление, шоры упали с глаз.

Произошла встреча с Богом

«И увидел я новую землю и новое небо, ибо прежние небо и земля миновали…»

Недавно наткнулся на свой манифест 80-х годов: «Моё творчество насквозь пронизано метафизикой и чувством онемения. Я вспоминаю, предвижу, фотографирую смуту своего подсознания и синтезирую всё это…» Неужели это был я ?

Помню, как старательно учили мы «перлы» модернизма, словечки типа „Environment»,

„ready made».

«Познаете истину, и истина сделает вас свободными…»

И я понял, что был Сизифом, катящим в гору … нет, не камень… собственную голову. Груз, который ещё никому не удавалось донести до надёжной опоры без веры в Бога.

Чем стала наша «великая идея?»

Прогорклой окрошкой из пепла улетевших надежд и иллюзий.

Сценарием, который у тебя украли. Причём 100 лет назад.

Заснувшим москитом, увязнувшим в кожаных складках дивана.

Пеплом костра, сгоревшего дотла на рассвете.

Бесплотной гирляндой фантомов.

Сном разума.

Голым королём, закутавшимся в собственную тень.

Патологическим уродцем, порождённым брачными играми невежества с гиперпространством.

Мазохизмом, пограничным с духовной кастрацией.

Уехавшим поездом чужой истории, на подножку которого так рьяно хотелось вскочить.

Пробуждением после тяжёлого запоя в лодке посреди океана, команда которой смылась, прихватив с собой вёсла.

Но могу и покороче.

Сегодня мне это не интересно!!!

«Я художник, — писал Рихард Вагнер. — И в этом моё проклятие и моё спасение».

«Познаете истину и истина сделает вас свободными…»

* * *

Пришло время задать себе вопрос: «Кто ты? Какой ты? Для чего ты живёшь? Куда движешься?» И разумеется вопрос всех вопросов: «Что делать?»

Следовать ли совету того же Г. Маркузе, что искусство в условиях кризиса культуры обязано скрыться «за толстыми монастырскими стенами духовного безразличия».

Надо трезво дать себе отчёт, что в современном мире властителем дум и чаяний общества является не художник (как впрочем и не писатель), а политик.

Поезд ушёл.

Меняются условия жизни человека, меняется сам человек, меняется искусство. Его силовое поле постоянно сужается. Но мне чужда мысль о деградации культуры в ХХ1 веке. Просто, полоса, через которую мы теперь проходим, бурная, динамичная, мечущаяся.

Но идёт накопление материала, кристаллизация новых ценностей. И кто знает, какие яркие, неизвестные качества приобретёт изобразительное искусство. Несмотря на то, что сегодня художественная ценность произведения утратила связь с уникальным и трудоёмким исполнением, но по-прежнему оно зависит от способности художника видеть окружающее пространство по-своему и открывать в нём новое, неизвестное.

А это, согласитесь, редкость.

Призываю ли я, как советские искусствоведы брежневской эпохи, к «правдивому изображению людей труда», или к «фотографической правде фиксации элементов натуры» художника Шилова?

Нет.

Я был и остаюсь в душе сторонником модернизма. И авангарда, если хотите.

Общество и все его институты постоянно модернизируются. Даже если кто-то и против.

Смотря, что понимать под этим термином. Большевики, к примеру, считали, что идут в авангарде мечты человечества о светлом будущем…

Модернизм привнёс в современную культуру много достоинств. Не только «Машины для жилья» Ле Корбюзье, его безликие дома и проспекты, благодаря которым невозможно понять, где ты находишься, в Берлине, в Варшаве, или Москве… но и новую архитектуру, созданную как метафора эпохи, «дома — конфетки» Гауди, Хундертвассера и т. д.

Шедевры современной скульптуры.

Благодаря новой живописи наш мир стал ярким и красочным.

Мощный толчок получили все виды декоративного искусства.

И благодаря ему мы получили дизайн с его разнообразными течениями и их интерпретациями.

* * *

Недавно один французский режиссёр откровенно признался : «Мы живём в эпоху, когда нет идей и нет гениев. Что делать? Надо просто честно делать свою работу, что бы сохранить ту среду, где гении могут появиться.»

Свой путь художник выбирает сам, так же как и свою позицию в современном мире, которая во многом зависит от того, насколько правильно он понимает глобальные процессы современности. Но ум здорового человека, свободный от приспособления к искусственно созданной моде никогда не примирится с тем, что базовые духовные ценности человеческой цивилизации должны быть пересмотрены.

В своё время Матисс говорил, обращаясь к молодым художникам:

«Не начинайте с того, чем закончил я».

Не начинайте с традиционного требования модернизма: «Сначала поиск «своего лица», затем — школа». Наоборот, «школа» — это точка опоры. Она не даст пропасть. И если это правило не для вас, то лучше меняйте эту «бранжу». Пока не поздно.

Чтобы не совершить фальстарт. Что бы не оказаться в положении застигнутого врасплох лунатика, неспособного объяснить своё поведение даже самому себе. Или человека, увидевшего надпись в окошке банкомата: «Остаток на вашем счету ничтожен!»

Возможен ли сегодня другой путь?

Да. И формула его не нова : «Единство формы и содержания, + гуманизм + мастерство.

Только искусство, отлитое в гармоничные, филантропические и устойчивые формы, останется вечным свидетелем прошлого.

Живущим в настоящем и в будущем.

Проблема модернизма — это проблема не формы, а содержания. Пройдя через вершины академизма и став модернистом Климт оставил потомкам память о прекрасных, светящихся золотом и перламутром телах своих современниц. Став модернистом Шагал остался в душе неисправимым романтиком, а Хундертвассер подарил миру расцвеченные радугой детские грёзы.

Почему сегодня так популярны лучшие произведения импрессионистов?

Людям импонируют их вера в жизнь, опьянение красотой природы, её торжествующим праздником, красотой цвета и света, огнём солнца, золотом подсолнухов, симфонией осенних виноградников и лугов, морем цветов и красками моря. Из года в год растёт число художников направления «Fine Arts», людей блестяще владеющих рисунком и живописью, а главное — наполняющих свои работы восторгом и радостью перед красотой человека и природы.

Последние два — три десятилетия технократическая цивилизация приобрела черты, какие и во сне не виделись предшествующим поколениям. Но на искусстве это отразилось негативно. Культурная парадигма изменилась категорическим образом и продолжает меняться. Трижды безумный техногенный мир стремительно вытесняет искусство из жизни человека на периферию, его питательная среда постепенно сходит на нет.

На наших глазах меняются параметры существования человека в мире, и соответственно, меняется сам человек. Невиданное до этого расширение информационного поля, способствует не установлению связи между людьми, а напротив, их разъединению.

Человек живёт сегодня в мире вещей, механизмов, аппаратов, стандартов, шаблонов и мёртвых схем, в непостижимом и неуправляемом мире вещей. Мире, где и сам человек превращается в вещь. В манекен, который кто-то дёргает за ниточки. Вот поэтому сегодня в обществе востребован не художник, а спортсмен, политик, «Movia star» или телевизионный ведущий.

К примеру, в пятёрку самых дорогих фотографий в мире, каждая из которых стоит несколько миллионов долларов, входят фотопортреты порнозвезды и короля поп-музыки. Канадский культуролог Ф. Дюмон прямо называет основным источником кризиса индустриализацию и технизацию культуры, которые посредством массовой коммуникации превратили искусство в мозаику зрелищ.

Компьютер довёл до апогея лозунг поп-арта 60-х годов: «Это может каждый!».

К примеру, картины на холсте любого формата и любого сюжета компьютер изготовит молниеносно. Талант художника здесь не играет никакой роли. Как говорил А. Твардовский о некоторых писателях: «Писать они не умеют, а им это и не нужно.» Нужен талант гешефтмахера. Нужно умение найти спонсора и запустить механизм по принципу: проект, сочинённый одним, финансируется другим, раскручивается третьим, а адресуется всем и никому.

Важен лишь факт проведения акции или выставки, т.к. он работает на имидж художника. Суть современного художника — провокация . Ценностям модернизма заранее отказано в цене, однако она всему утомительно-механически выставляется. Из ничего пытаются вылепить нечто, а эта задача для писателей-фантастов. Часто создаётся впечатление, что современное искусство существует лишь по схеме: «Schow must go on!»

Есть впрочем в модернизме как минимум одно достоинство.

И достоинство это велико.

Обжёгшись на Гитлере, несостоявшемся художнике и архитекторе, отомстившем обществу за то, что оно его проигнорировало, сегодня в Европе сделали вывод.

В Германии государство поддерживает «кунстхаусы» — полуанархические коммуны художников, где любой непризнанный гений, признание это получит. И средства на эти «очаги культуры» государство отпускает немалые. Мне, как бывшему работнику кунстхауса «Тахелес» в Берлине, это доподлинно известно. Всё ж дешевле, чем бороться с новым фюрером, ушедшем в подполье.

* * *

ХХ век был интересен тем, что в нём происходила дискуссионная борьба стилей и направлений: соцреализм — модернизм, предметное —  беспредметное искусство т. д.

Сегодня же, конфликт в искусстве происходит не между истиной и ложью, красотой и безобразием, гармонией и хаосом, а между умением и профанацией.

Речь идёт о таком понятии, как «субкультура».

Субкультура — дитя модернизма, его плоть от плоти. В сущности, 90% сегодняшнего модернизма —  это субкультура.

Приставка «суб» показывает несамостоятельность, суррогат. Культура и субкультура по сути своей антагонисты. Субкультура нацелена на построение своего, специфического, отгороженного от базовых вечных ценностей, мира. Диапазон её существования — от музыки и наркотиков (что входит тоже сегодня в понятие культуры) через всё изобразительное искусство, включая граффити, до видео и компьютерной графики. Нормой здесь считается прилюдно испражнение и онанирование на вернисажах…

Проще говоря „Handwerk» (мастерство рук) встретился с открытой апологетикой дешёвых суррогатов..

* * *

Вот и пришёл ХХ1 век.

С чем встретил его модернизм? Он стал общей схемой. А таковая, на поверку, всегда оборачивается дутостью. Жалкий лепет вчерашнего новаторства стал достоянием стариков, их манифесты стали Библией невежд. Ойкумена искусства засеяна зёрнами и плевелами. Остался только памятник эпохе в виде скомороха в засаленном одеянии, ползающего по паперти с протянутой рукой.

Модернизм виноват в том, что искусство стало ложью.

А что если Пикассо был прав : «Я всю жизнь дурачил снобов!»

А что если и Дали говорил искренне : «Вы пытаетесь понять смысл этих картин, тогда как я, автор, их не понимаю… Я думаю, что современное искусство — это полный провал, … дитя краха… Как хорошо, что ни современное искусство, ни русский коммунизм не оставят после себя ничего кроме архивов… Я всеми силами способствую кретинизации человечества, ибо обожаю кретинов… Также я никогда не упускаю случая наподдать обществу…»

Короли на проверку оказались голыми?

Или ещё проще, не были ли они, выражаясь современным языком, просто великими пиарщиками и гениями маркетинга?

Или им просто повезло? Появившись в нужное время и в нужном месте, им удалось то, что сегодня не удаётся никому — преодолеть собственную второстепенность и глубокую закомплексованность, одурачив общество.

* * *

Вначале этой статьи я упомянул галерею «End Art».

У её руководства есть одна черта, которая отличает их от остального «мира искусств», мира обмана и самообмана.

Честность.

Честность, это то, что нужно всем нам.

Илья Эренбург в конце жизни честно признался : «Всё нарушал — искусство не нарушу».

По сути своей искусство — высшая форма эстетического освоения мира.

Борьба с хаосом .

Гармония.

Чтобы система функционировала, она должна иметь подпитку хаосом.

Но, видимо, иногда необходимо, на короткое время, лет так на сто, дать волю хаосу, чтобы очиститься. Чтобы осознать всю глубину падения, нужно дойти до самого края.

«Будущее искусство зависит от того, под силу ли ему окажется придти к мировоззрению, способному обосновать оптимизм, т.е., миро и жизнеутверждения, этику более надёжную и в более элементарной форме, чем мироощущение предыдущих эпох», — писал Альберт Швейцер.

А я бы добавил : «И хорошо, если в основе этого мировоззрения окажется Творец».

И ещё я верю в самоочищающуюся силу искусства.

P. S.

Один немолодой уже, но всё ещё фанатик модернизма, прочитав эти строки, отреагировал так: «Совершенно в духе советской критики 20-30-х годов!»

Я посчитал это комплиментом. Они тогда уже это предвидели…

Алесь Эротич (Таранович).