Владимир Дараган:


Одна из дорог в Долине СмертиЛень осенняя
Я вдруг понимаю, что мне неохота брать машину напрокат. Мне лень. Мне лень изучать карты, мне лень искать парковку около отеля, мне лень даже нажимать педали. Машину приятно брать, когда рядом сидит любимый человечек. И я принимаю неожиданное для себя решение. Я покупаю тур в Долину Смерти на «хаммере» с водителем. Мне любопытно покататься на «хаммере». Эта машина скоро перестанет существовать и надо успеть. Со мной еще едет пара молчаливых китайцев.
Водителя зовут Скотт. Он одет как ковбой и с «хаммером» смотрится очень органично. Я его фотографирую, он предлагает снять меня. Я ему говорю, что после сорока уже нельзя фотографироваться – это не уважать эстетические чувства друзей и знакомых. Скотту еще нет сорока, и он приходит в полный восторг от моих слов. Он сначала даже пытается залезть в каждый мой кадр, но потом понимает, что есть предел моей интеллигентности и его эстетичности.

Радиоактивные облака
Километрах в 150-ти от Лас Вегаса, за невысокой горной грядой находится знаменитый невадский атомный полигон. До 1962 года там взрывали бомбы на земле и постояльцы гостиниц на верхних этажах могли видеть страшные атомные грибы. Потом взрывы ушли под землю, но после каждого из них над землей поднималось облако пыли.

Скотт рассказал, что до начала девяностых годов прошлого века местные боялись каждого облака, плывущего с севера. Сейчас уже не боятся, а на полигон возят экскурсии. Только записываться на них надо за несколько месяцев. Но там нельзя фотографировать и даже смотреть в бинокль. Я пытался понять почему, но ума для этого не хватило.

Дома в пустыне
Мы едем в Долину Смерти. Из Лас Вегаса, как из каждого большого города, очень долго выезжать. Вот кажется уже пошла пустыня, но между красных скал, камней и колючек вдруг вырастает поселок из домов песчаного цвета. Они стоят рядышком, словно боятся затеряться среди разрушающихся скал. Кое где посажены деревца, от дороги поселок отделяет невысокий забор, висит реклама, что тут недалеко школа и торговый центр. Центр и школа и правда рядом. И еще рядом центр удовольствий для взрослых.

Смог бы я жить в пустыне? Там смотришь в окно и целый год видишь одну и ту же колючку. Иногда она зеленая, иногда серая. Я, в основном, живу тем, что у меня в голове, и переезд в сарай посреди каменистой пустыни для меня не превратился бы в трагедию. А если еще там и кормить будут вкусно, то вроде и проблем особых нет!
Но это я хорохорюсь пока я вижу, как желтеют и падают лисья с клена, пока я жду первого снега, пока я жду весенних ручьев. А когда все это исчезнет, то может я запою по другому.

200 миль без бензина и пива
Перед долиной смерти маленький городок. На выезде заправка, на заправке объявление, что на следующих 200 милях (320 км) мы не найдем ни бензина, ни пива. В «хаммере» стоит недельный запас питьевой воды для взвода. Рядом с нами девушка в джинсах и в ковбойской шляпе с трудом запихивает в забитый багажник дополнительные запасы воды и льда.
Через 50 миль, в центре Долины Смерти мы увидим заправку и ресторан с кондиционированным воздухом. Но мы не в обиде на хозяина той заправки. Надпись эта историческая, и от нее веет романтикой дальних и опасных дорог.

Кто любит пустыню?
Я знаю людей, кто любит пустыню. Одного мы с МС встретили в Израиле. Он был погонщиком верблюдов, возил по пустыне туристов и рассказывал легенды пустыни. Он кормил птиц остатками хлеба, который пек на костре, он собирал мусор, которые разбрасывали те, кто не любил пустыню, он радовался, что у акации еще осталась одна живая веточка, и если пойдет дождь, то она оживет.
Посреди Долины Смерти есть родничок, у которого построили ранчо те, кто любит пустыню. Я видел с какой любовью там выращивали газон, как сажали и поливали пальмы, как украшали небольшой ресторанчик для туристов.
А вокруг была мертвая, засоленная земля. И летняя жара, убивающая все живое, потому, что при такой температуре сворачивается белок.

Отбор ковбоев по Дарвину
— Как тут насчет гремучих змей? – спрашиваю я у Скотта, оглядывая пейзаж, похожий на марсианский.
— Тут их полно! – отвечает Скотт. – Только не надо бояться больших змей, каких показывают в кино.
Тут Скотт рукой изображает позу недовольной змеи.
— Надо бояться молодых маленьких змеек, около двадцати сантиметров в длину. Они совершенно дурные, ни в какие позы не встают, а сразу кусают. И яд у них очень сильный. Вот поэтому настоящие ковбои носят высокие сапоги. Тут по Дарвину, – выжили и дали потомство только те ковбои, кто носил высокие сапоги.

Боракс
Боракс — это химическое вещество, состоящее из натрия и бора. Применений в химической промышленности — тысячи. В Долине Смерти долго искали золото, но нашли боракс. И стали его добывать. Технология простая. Боракс растворяли в воде, примеси осаждались, воду выпаривали и получали белый порошок на продажу.
А теперь представьте себе жару +55*С, безводье, безлюдье, а вам надо организовать такой процесс с возможностями технологии середины 19-го века.
Представили? А я нет, не смог. А вот кто-то все это организовал, и боракс Мертвой долины долгие годы считался лучшим в мире.

Итальянка
В Долине Смерти есть места, где всегда кто-то фотографирует. Рядом со мной фотографирует женщина из Италии. У нее слабый объектив и я даю ей свой телевик, чтобы она сняла колючку крупным планом на фоне бесконечных горных гряд. У нас завязывается профессиональный разговор, Скотт внимательно за нами наблюдает. Потом всю дорогу он не может успокоиться и спрашивает у меня телефончик итальянки. Он, наверное, в Долине Смерти первый парень на деревне, и все итальянки должны быть его!

Тут дьявол играет в гольф
Мы едем вдоль бесконечной долины. Слева красные горы, справа тоже горы, посредине блестит что-то белое. Скотт резко поворачивает руль и мы едем к центру долины.

Comments are closed.