Споры о том, что произошло 30 августа 1918 года, не утихают до сих пор. Версии выдвигаются одна фантастичнее другой: пули, попавшие в Ленина, были отравленными; убийство «заказал» Яков Свердлов, метивший на роль вождя; это была инсценировка, чтобы начать красный террор, – Ленин договорился с чекистами, что те выстрелят в воздух, а он «театрально» упадёт на землю…

Порой доходит до абсурда – например, что покушение на Ленина было местью Каплан за неудавшийся роман с Дмитрием Ульяновым. Даже с именем «террористки номер один» XX столетия историки до конца не могут разобраться. Фанни, она же Фаня, она же Фейга, она же Дора. Каплан, Ройд, Ройдман, Ройтблат… Каплан она стала в 1906 году, когда при аресте (за подготовку совместно с её гражданским мужем Виктором Гарским покушения в Киеве на местного генерал-губернатора) у неё, 16-летней девушки, обнаружили фальшивый паспорт на имя Фейги Каплан.  

Утром 30 августа 1918 года в Петрограде был застрелен председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий. Несмотря на это, в столице запланированные выступления членов Совнаркома на заводских митингах отменять не стали – 30 августа выпало на пятницу, а в этот день в Москве было принято проводить «партийные дни», когда руководители страны и города встречались с народом.

В. И. Ленин тем вечером выступал на заводе Михельсона, где проходил митинг на тему «Диктатура буржуазии и диктатура пролетариата». Затем, сопровождаемый рабочими, он вышел во двор. Шофёр Степан Гиль уже завёл мотор, и тут одна из женщин остановила Ленина очередным вопросом. В этот момент помощник военного комиссара 5-й Московской Советской пехотной дивизии Батулин находился от вождя на расстоянии 15‒20 шагов.  

В своих «Показаниях о задержании Каплан, покушавшейся 30-го августа с. г. на жизнь тов. Ленина», он писал: «Я услышал три резких сухих звука, которые я принял не за револьверные выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. Вслед за этими звуками я увидел толпу народа, до этого спокойно стоящую у автомобиля, разбегавшуюся в разные стороны и увидел позади кареты-автомобиля тов. Ленина неподвижно лежащего лицом к земле. <…> Я не растерялся и закричал: Держите убийцу тов. Ленина и с этими криками я выбежал на Серпуховку. <…>

Около дерева я увидел с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом остановила моё внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного. Я спросил эту женщину зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: А зачем Вам это нужно? Тогда я обыскав её карманы и взяв её портфель и зонтик предложил ей идти за мной. В дороге я её спросил, чуя в ней лицо покушавшееся на тов. Ленина, Зачем вы стреляли в тов. Ленина?, на что она ответила. А зачем Вам эту нужно знать, что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина». 

Опасаясь, чтобы женщину не отбили её единомышленники и «над ней не было произведено толпой самосуда», Батулин попросил находившихся в толпе вооружённых милиционеров и красноармейцев сопровождать их до Комиссариата Замоскворецкого района. На допросе задержанная им женщина «назвала себя Каплан и призналась в покушении на жизнь тов. Ленина». 

Через несколько дней, 2 сентября, на территории завода Михельсона В. Э. Кингисеппом и Я. М. Юровским (тем самым, который руководил расстрелом императора Николая II и его семьи) была смоделирована картина покушения . Фотографии под названием «Инсценировка» делал Юровский, каждая сопровождается пояснительным текстом, написанным лично Кингисеппом.  

На одном из снимков запечатлён «момент, непосредственно предшествовавший покушению на убийство». Машина стоит боком, за рулём сидит шофёр Ленина Степан Гиль (в инсценировке он изображает самого себя). Рядом с машиной стоят «Ленин» и «М. Г. Попова», они о чём-то разговаривают. У передних колёс машины застыла «Каплан-Ройдман» (её в инсценировке изображал Виктор Кингисепп). Руку «Каплан» держит то ли в кармане, то ли за пазухой. Таких снимков несколько – Юровский снимал с разных точек. 

Название следующей серии снимков ‒ «Совершение покушения». «Ленин» и «Попова» находятся на тех же позициях. «Каплан» стреляет, шофёр Гиль вскакивает. Тут же указано расположение четырёх расстрелянных гильз. 

«Финал покушения» выглядит так: «Ленин» лежит, «М .Г. Попова» бежит: «Ай, рука отнялась!» (одна из пуль, предназначавшихся Ильичу, попала в неё). «Каплан» бросается к воротам. Виктор Кингисепп указывает, что расстояние от автомобиля до ворот составляет 8 сажень 2 фута (чуть больше 18 метров) и признаёт, что «Каплан была задержана только благодаря пролетарским детям, не растерявшимся подобно взрослым и побежавшим вслед стрелявшей с криком: „Она стреляла в Ленина!“» Тут же сфотографирован «браунинг, брошенный стрелявшей». 

Большую часть материалов о покушении на Ленина,  составляют бюллетени о здоровье вождя и свидетельства врачей. После покушения Ильича отвезли в Кремль. Ему хватило сил самому подняться на третий этаж. В показаниях врача А. Винокурова, одного из первых оказавших В. И. Ленину медицинскую помощь, говорится: «Я нашёл тов. Ленина на кровати с окровавленной рукой. <…> Сейчас же мною была оказана первая медицинская помощь, вызваны были наши врачи-коммунисты тов. Семашко, Обух, В. М. Бонч-Бруевич, Вейсброд и хирурги-специалисты проф. Розанов и Минц.

Ранение оказалось несравненно тяжелее, чем это казалось на первый взгляд. Одна пуля <…> застряла у лопатки. Эта рана жизни не угрожала. Но другая пуля прошла через шею, задев верхушку левого легкого и вызвав внутреннее кровотечение в полость плевры. Только каким-то чудом пуля не задела важных для жизни органов, проходящих в этом месте в области неё, – крупных кровеносных сосудов и нервов, поражение одного из коих влечёт неминуемую смерть. Ночь прошла в тревоге ввиду нарастающего кровоизлияния и упадка сил. Но могучее сердце могучего борца за пролетариат и беднейшее крестьянство устояло в борьбе со смертельной опасностью». 

А в раритетной книге Владимира Бонч-Бруевича «Покушение на В. И. Ленина (по личным воспоминаниям)» 1924 года издания, этот трагический вечер описывается так: «Владимир Ильич лежал на правом боку… и тихо, тихо стонал… Лицо его было бледно… Разорванная рубашка обнажала грудь и левую руку, на которой виднелись две ранки на плечевой кости. Сам он был полуодет, без пиджака, в ботинках. <…> Он открыл глаза, скорбно посмотрел на меня и сказал: „Больно, сердце больно. Очень сердце больно“. „Сердце ваше не затронуто… это отражательная нервная боль“, ‒ сказал я ему, усиливаясь быть спокойным. <…> И он затих, закрыв глаза. Через минуту застонал тихонько сдержанно, точно боясь кого-то обеспокоить. „И зачем мучают, убивали бы сразу…“ ‒ сказал он тихо и смолк, словно заснул. Лицо стало ещё бледней, и на лбу появился желтоватый восковой оттенок. „Как бы не умер…“ ‒ пронеслось у меня в голове». 

В тот же вечер руководителям учреждений, заводов, фабрик, в редакции газет поступило указание за подписью управляющего делами Совета народных комиссаров Владимира Бонч-Бруевича: «Каждый день Вы будете получать все бюллетени о здоровье Председателя Совета Народных Комиссаров. Очень желательно, чтобы Вы организовали у себя широкую осведомлённость подведомственных Вам учреждений и лиц с этими бюллетенями, дабы всюду в кратчайшее время эти сведения были бы распространены». 

Однако с этим возникли трудности. Рассылая бюллетени, Управление делами Совнаркома столкнулось с тем, что «даже в эти тревожные дни во многих правительственных учреждениях совершенно не организовано постоянное дежурство ответственных работников для получения пакетов». Самокатчики или привозили бюллетени обратно, или сдавали под расписку «совершенно не ответственным лицам». Бонч-Бруевич распорядился «совершенно немедленно приказать организовать постоянный, круглые сутки, приём пакетов ответственными работниками» и предположил, что «тогда и общая пропажа или так называемая „несвоевременная доставка“ пакетов в Комиссариатах значительно сократятся». 

Недоволен управляющий делами Совета народных комиссаров был и работой газет. Например, 2 сентября в вечерней «Красной Газете» бюллетень напечатан с сокращениями, а «Вечерние Известия Московского Совета Рабочих и Красноармейских Депутатов» и вовсе допустили, по словам Бонч-Бруевича, «типографскую ошибку, совершенно изменяющую смысл, в бюллетени № 9 о состоянии здоровья Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ульянова /Ленина/». В газете в данных рентгеновского исследования было напечатано «надлом внутренней части левой лопаточной КОСТИ» вместо «ОСТИ». «На будущее время предлагаю редакторам газет особенно строго следить за корректурой официальных бюллетеней о состоянии здоровья Председателя Совета Народных Комиссаров», распорядился управляющий делами Совета народных комиссаров.  

Всего за время болезни Ленина было выпущено 36 бюллетеней. Первый был написан 30 августа 1918 года, в 11 часов вечера, последний – 12 сентября, в 8 вечера.

Естественно, газеты публиковали не только бюллетени о здоровье Ленина. Каждый номер начинался с гневной передовицы: «Вызов Советской власти», «Предательский выстрел», «Горе белогвардейцам!», «Да здравствует беспощадный, классовый, красный террор!», «Злоба бессилия»…  

Вот, например, что писала газета «Известия Тверского губернского Исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красно-армейских депутатов»: «Истеричная эс-эрка выстрелила в спину тов. Ленина, тяжело его ранив. Разумеется все эти „террористы“ не только возрадовались, но и возгордились. <…> Какая мещанская недальновидность, какое тупоумие!.. Убив тов. Ленина разве они уничтожили бы его, как великую личность, как гиганта-борца, борца правды и света? Нет! Таким путём, путём гнусного выстрела из-за угла великие люди не уничтожаются. Светлое обаяние тов. Ленина, его могучая духовная власть над сердцами и умами миллионов людей не только не ослабла бы, но ещё прочнее утвердилась бы в мире, грозным набатом, красным огнём звала бы к отомщению врагам мировой революции. Не жалким пигмеям и мещанствующим истерикам уничтожать великана!» 

5 сентября 1918 года вышло постановление СНК РСФСР, официально объявившее начало красного террора. Фанни Каплан к этому моменту в живых уже не было. 3 сентября без суда во дворе автобоевого отряда при ВЦИК, под рёв работающих двигателей, она была расстреляна. Комендант Кремля Павел Мальков и оказавшийся случайно на месте казни поэт Демьян Бедный, следуя указанию Свердлова не оставлять следов, сожгли тело Каплан в железной бочке. «Революционное правосудие» свершилось. 

А через две недели, 18 сентября 1918 года, вышел последний бюллетень о состоянии Ленина: «Температура нормальная. Пульс хороший. От кровоизлияния в левую плевру остались небольшие следы. Со стороны перелома осложнений нет. Повязка переносится хорошо. Положение пуль под кожей и полное отсутствие воспалительных реакций позволяют отложить удаление их до снятия повязки. Владимиру Ильичу разрешено заниматься делами». 

И тут же – приписка самого вождя: «На основании этого бюллетеня и моего хорошего самочувствия покорнейшая моя лично просьба не беспокоить врачей звонками и вопросами. В. Ульянов /Ленин/». 

В преддверии столетия покушения на В. И. Ленина, совершённого 30 августа 1918 года, Президентская библиотека представила на портале официальные материалы о расследовании уголовного дела – 105 листов, – которые охватывают период с 30 августа по 18 сентября 1918 года, и книги, упомянутые в тексте